Потом он разложил на столе чертежи. Кухонный стол был сделан из прочного черного дерева. Его окружали шесть металлических стульев с высокими сиденьями. Джинджер скептически взирала на это великолепие.
Мэтт придвинул себе стул и сел. Его большая рука поглаживала чашку с кофе.
— Все это совершенно бессмысленно, — медленно проговорила Джинджер, садясь рядом с ним. Легкое опьянение выветрилось у нее из головы в ту минуту, когда они вышли из ресторана и садились в машину, и теперь голова ее была ясной и свежей. К ней вернулась подозрительность и настороженность.
— Что бессмысленно? — Мэтт успел снять кремовый джемпер и закатать рукава кремовой же рубашки до локтя.
Он весь казался таким настоящим, неподдельным… Но здесь, в этой квартире, Джинджер показалось, будто она обнаружила под верхним его слоем еще один. Сложный человек! Сколько у человека может быть слоев? Ну почему она не такая же сложная и загадочная личность? Ничего удивительного, что первое его впечатление о ней было неутешительным. Пустышка! Вероятно, он и до сих пор считает ее глупенькой пустышкой. Ничего общего с теми глубокими, сложными и загадочными натурами, с которыми он общается.
— Совершенно ничего общего с твоей хижиной, верно? — Джинджер заставила себя улыбнуться. — Черное дерево и хром. А в хижине мебель грубая и… не новая. Что ты за человек? — В голосе ее поневоле послышались обвинительные нотки.
Мэтт удивленно поднял брови.
— По-твоему, у меня раздвоение личности? — Его губы изогнулись в улыбке. — Неужели у тебя все платья скроены по одному фасону? А туфли одного и того же цвета? Я люблю разнообразие. Кстати, разве не все мы таковы?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Знаю, — послушно согласился он. — Я тоже считаю, что хижина больше подходит моему стилю. Старая и поношенная. Но эту квартиру три года назад обставила одна моя приятельница. Вероятно, она решила, что я принадлежу к числу тех парней, кто без ума от лаконичности минимализма. — Мэтт пожал плечами. — Но в остальном квартира мне подходит. Здесь ведь я только сплю. Если мне нужно принять гостей, я приглашаю их не сюда.
— Почему ты не возражал, когда она обставляла твою квартиру? — ехидно поинтересовалась Джинджер. — За мной ты ходишь как клещ. Так почему ты позволил другой обставить твою квартиру так, как тебе не нравится? Я удивлена.
— Когда я позволил ей обставить мне квартиру, мы с ней были любовниками, — прямо ответил Мэтт. — Мы даже лелеяли смутные надежды на то, что будем жить вместе, но ко времени, когда квартира была обставлена, наступил конец и нашим отношениям, а потом… мне просто лень было что-то менять.
— Вот почему ты так цинично настроен по отношению к противоположному полу? — тихо спросила Джинджер. — Потому что в прошлом та, кого ты любил, тебя бросила?
Мэтт опустил голову.
— Может быть. Мне не нравится думать, что я ранимый человек, да и какому мужчине нравится? Но, возможно, я действительно ранимый. Может, какая-то часть меня до сих пор переживает из-за той неудачной связи, отсюда и невозможность избавиться от всей этой чепухи. — Он обвел рукой кухню. — Может, подсознательно я чувствую, что когда сменю обстановку, то наконец смогу распроститься с образом женщины, которая когда-то разбила мне сердце. Кто знает, возможно, я и дом купил с такой же целью — зализать старые раны.
Джинджер почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она надеялась, что это слезы сочувствия к человеку, который смиренно признается ей в собственной ранимости. Однако, к; несчастью, она подозревала, что это слезы жалости к себе. Каждое сказанное им слово как кинжал в ее сердце. Ей показалось, что вся ее душа кровоточит.
— Извини, — прошептала она. Она положила руку ему на запястье, чувствуя ладонью тонкие волоски.
Его теплая рука дрогнула, и он сжал кулак. Другой рукой он закрыл склоненную голову, словно закрываясь шитом от ее участливого взгляда.
— Надеюсь, я не слишком низко пал в твоих глазах, — проговорил он, не глядя на нее, — только потому, что позволил себе этот всплеск эмоций.
— Я знаю, тебе нелегко признаваться в собственной слабости, — мягко сказала Джинджер. — Но ничего стыдного здесь нет.
— Утешишь ли ты меня в час печали?
— Что?
Он посмотрел на нее сквозь пальцы, закрывающие лицо. Она увидела, что у него дрожат плечи. Дрожат, но не от рыданий, а от еле сдерживаемого смеха. Наконец он больше не смог сдерживаться и расхохотался, все так же сжимая ее руку.
Джинджер резко откинулась на спинку стула.
— Ты… ты…
— Извини. Ничего не мог с собой поделать, — с трудом проговорил он между очередными взрывами хохота.
— Ах так?! Обманщик! — Джинджер вскочила. — Я ухожу.
— О, где же твое чувство юмора? — Он еще продолжал всхлипывать от смеха. — В последний раз, когда я был с тобой откровенен — там, в хижине, — ты не колеблясь спустила меня с небес на землю. А сейчас я просто шутил. — В его ухмылке не было и намека на раскаяние.
Неожиданно для себя Джинджер почувствовала, как ее губы раздвигаются в ответной улыбке. Она села и попыталась придать себе безразличный вид. Пускай валяет дурака, ей-то что!
— Просто Ледяная Дева! — Он все еще улыбался.
— То есть ты мне солгал?
— Не во всем. Она действительно была моей любовницей. — Мэтт покачал головой. — Мы вместе бывали в обществе, а потом расстались. И она действительно обставляла эту квартиру. Хотела устроить мне сюрприз, когда я на две недели уезжал в по делам в Чикаго. Мы действительно собирались жить здесь вместе, но… Оказалось, что вместе мы можем только обедать в ресторанах. Собственно говоря, мы расстались друзьями. Она вернулась домой, в Австралию, спустя полгода после нашего разрыва вышла замуж и сейчас у нее уже есть дочка и она ждет второго ребенка. Я не пытался поменять обстановку в этой квартире, потому что мне было некогда и лень. Я всегда очень занят. Кроме того, возможно, я к ней привык. Ну и лицо у тебя было, — прибавил он без всякого перехода.